Трезвый, а, может быть, все еще пьяный, только с новым запасом энергии после отдыха он имел шансы на спасение, несмотря на то, что находился ближе к Каналу Северн, чем к побережью Сомерсет, а прилив быстро усиливался. Но он греб досками без особого желания, только бы скиф плыл на запад, в открытое море и только для того, чтобы можно было наблюдать за этим странным чудом на небе. Глядя на шар, Дэй бормотал и напевал:

— Лона, дорогая и любимая Лона! Ты нашла нового любовника… Грозный владыка прибыл, чтобы уничтожить мир водами… Изнасилованная и опозоренная любимая, Лона, ты красивее, чем когда бы то ни было. Из твоего отчаяния рождается твоя новая форма… Хочешь ли ты быть белым кольцом?.. Я все еще твой поэт. Поэт Луны… одинокий… одинокий валлийский мореплаватель, как Вольф Лонер, я доплыву сегодня ночью до самой Америки, чтобы смотреть из тебя… У Ллойда колокол звонит затопленным кораблям и городам, пока и его не заглушат волны, тогда его звуки будут расходиться из глубины его вод по всему миру.

Волны росли, пенились золотистой красотой. Если бы Дэй обернулся, то он увидел бы, что в полукилометре за носом лодки море резко бурлит, а сеть бриллиантовых волн высоко разбрызгивается над буйствующей водой.

Когда Странник заходил над Вьетнамом, и Солнце всходило над островом Хайнань — Бангог Банг, совсем маленький рядом с большим механиком из Австралии наблюдал, как в пятидесяти метрах за носом «Мачан Лумпур» медленно, метр за метром, из поблескивающей воды выплывает изъеденная ржавчиной и поросшая водорослями труба.

Сильное течение напирало на дырявую трубу: вода, пенясь, выплескивалась через проеденные ржавчиной отверстия. Волны снесли бы даже «Мачан Лумпур», если бы винт парохода беспрерывно не вращался. Тем временем в Токийском заливе вода отступала к Южно-Китайскому морю.

С юга донесся низкий и громкий рев, словно грохот далекого реактивного самолета. Двое мужчин не обратили на это внимания. Откуда они могли знать, что два часа с половиной назад началось извержение Кракатау, вулкана в Зондском проливе. На поверхность воды выплыл покрытый илом и раковинами остов затонувшего корабля. Течение начало слабеть, когда в поле зрения показался весь корабль, Бангог узнал «Королеву Суматры».

Маленький малаец упал на колени и отдал низкий поклон Страннику, висящему в западной части неба и тем самым совсем не преднамеренно, в сторону Мекки, и тихо сказал:

— Терима ксон, багус кунинг дан!

Когда его благодарность этому фиолетовому чуду закончилась, он поспешно встал и, указывая на остов судна шутливым жестом хозяина, весело закричал:

— О! Коббер-Хум, балит сабат, мы привяжем катер к кораблю с сокровищами и взойдем на его борт, как короли! Наконец, друг мой, «Мачан Лумпур» стал «Тигром Болот»!

В сумерках Сэлли, стоя на террасе вздохнула. Свет заходящего солнца с блеском горящей нефти, которая вылилась из разбитых наводнением резервуаров и поднималась на соленой воде, заливающей Джерси Сити.

— Что ты увидела, Сэлли? — крикнул Джейк из комнаты, в которой он сидел, попивая коньяк, закусывая разными сортами сыра. — Снова пожар в здании?

— Нет, пожалуй, уже не горит. Вода достигла уже половины дома и ее уровень непрерывно поднимается.

— И что же тебе не дает покоя?

— Не знаю, Джейк, — печально произнесла Сэлли. — Я смотрю, как исчезают под водой церкви. Я никогда не знала, что их так много в этом городе: Церковь Святого Патрика и церковь Трех королей, Иисуса Христа и Святого Варфоломея, Наисвятейшей Девы Марии и Муки Господней, в которой, кстати, была начата эта антиалкогольная кампания; к тому же церковь Всех Святых и церковь Святого Марка в Бовере, маленькая церковь на углу, а также Синагога и Святыня Актеров.

— Но все это не возможно видеть отсюда! — закричал он. — Посмотри, Сэлли, на планете, которая сейчас поднимается над Эмпайр Стейт Билдинг, сидит Кинг-Конг. Как тебе нравится эта идея? Может быть, мне удастся вставить это в прессу!

— Это тебе наверняка удастся, — оживилась Сэлли. — А ты уже закончил песенку о Ноевом Ковчеге?

— Еще нет. Ох, Сэлли, ведь я должен отдохнуть после пожара.

— Ты отдыхал, когда выпил полбутылки коньяка, а сейчас живо принимайся за работу.

26

— Высаживаемся! Перерыв, чтобы размять ноги и прогуляться в лесок! — крикнул Брехт охрипшим голосом с нарочитой веселостью. — Войтович, как вы и предвидели — дорога завалена.

Немного постанывая, все вышли из автобуса. Горный воздух был холодным и влажным. Заходящее солнце бросало косые зеленоватые лучи; группа единодушно сочла, что причиной такой окраски является вулканический пепел, выброшенный в стратосферу, и только Фулби высказал мысль, что это планетарная аура.

Совершенно ясно, что они пережили слишком много в течении этого дня, и начали сказываться последствия бессонной ночи.

На боках желтого автобуса и белого фургончика виднелись черные полосы, оставленные огнем, от которого они едва успели убежать. У Кларенса Додда была забинтована правая рука, которая обгорела, когда он придерживал брезент, помогая затащить Рея Хэнкса и Иду в фургон.

Выходя из автобуса, Хантер чуть не упал, споткнувшись о лежащие в проходе лопаты. Два час они копали этими лопатами песок и гравий, расчищая засыпанный участок дороги в горах Моники, чтобы там можно было проехать. Хантер выругался и задвинул лопаты под сиденье.

Черные полосы на машинах местами были размыты ливнем, который накрыл группу через десять минут после того, как они победоносно закончили гонку с огнем. Большие темные портьеры туч заслоняли небо на востоке, а западная часть неба уже начала проясняться.

Они преодолели тридцать километров по горам, и теперь находились на предпоследнем горном перевале перед спуском в долину, где располагался Ванденберг-Три и проходило шоссе 101, тянущееся из Лос Анджелеса к Сан-Франциско.

Брехт, забросив на плечи мокрый плащ, шествовал во главе группы, а Рама Джоан и Марго сразу за ним.

В этом месте горная дорога проходила по террасе, наполовину естественной, наполовину вырезанной в скале. Грозный серый скалистый склон, покрытый светло-зеленой, оранжевой и черной порослью, был иссечен трещинами и котлованами, из которых тут и там торчали валуны величиной, без малого с фургончик.

Один из таких огромных валунов упал на самую середину дороги. Немного выше голая земля указывало то место откуда он скатился.

— Да, он основательно перегородил нам дорогу, — сказал Войтович Профессору.

Перед самым валуном стоял автомобиль марки «корвет»с откидным верхом. Изящная машина резко контрастировала с мрачным окружающим пейзажем. Однако, поблизости никого не было видно, и когда Брехт бодро крикнул: «Привет», ему ответило только эхо.

Ида подбежала к Брехту.

— Рей сегодня больше не выдержит такой езды, — сказала она. — Мы подложили ему под спину одеяло и он говорит, что так удобней, но у него поднимается температура.

Брехт обошел красный капот машины и встал как вкопанный. Потом отступил, словно невидимые нити потянули его назад. Когда он обернулся к остальным его лицо показалось более зеленым, чем нынешний свет солнца. Он поднял руку и произнес:

— Оставайтесь там. Пусть никто не подходит сюда.

Потом он стянул с плеч дождевик и укрыл им что-то за автомобилем.

Ида с тихим болезненным стоном опустилась на землю.

Через мгновение, опираясь на капот машины, Брехт поднялся и посмотрел на своих компаньонов. Дрожащей рукой он вытер лоб и невыразительно, с трудом, словно сдерживая рвоту, пробормотал:

— Это молодая женщина. Она умерла не своей смертью. Ее раздели донага и пытали. Помните дело Черной Далии? Это выглядит так же.

Марго тоже почувствовала, что к горлу подступает тошнота. Прежде чем Профессор прикрыл тело плащом, она заметила мертвенно-бледное лицо. Щеки были рассечены так, что рот казалось шел от уха до уха.

Рама Джоан, прикрывая глаза Анне, поднялась на цыпочки и крикнула: